Назад в будущее (эссе о фильме «Расписание на послезавтра»)
«Природа создаёт ребёнка как неделимое целое, как действительно органическое единство с разносторонними нравственными, умственными и физическими задатками. Она безусловно хочет, чтобы ни один из этих задатков не оставался неразвитым… Развитие одного не только неразрывно связано с развитием другого; природа развивает каждый из этих задатков посредством других и через них: развитие чувств становится средством развития ума, развитие ума влечёт за собой развитие тела, и наоборот…»
Иоганн Генрих Песталоцци, швейцарский педагог-гуманист
Назад в будущее … Долгое время не могла понять смысл этого выражения, а значит оно следующее – вернуться в прошлое, чтобы изменить (создать) будущее. Просмотр фильма «Расписание на послезавтра» режиссера Игоря Михайловича Добролюбова дал нам такую уникальную возможность. Каким же видели образование и школу будущего в уже далекие семидесятые годы XX века?
Этот фильм, который пытается нарисовать школу будущего с точки зрения не столько воспитания, сколько самого процесса получения образования. В целом, понятно, что традиционная школа пыталась и пытается сейчас сформировать человека по образу и подобию. И именно так вероятно понимает значение слова ОБРАЗование. Есть ОБРАЗец. С него и пробуют лепить. Меняются только модели для лепки. Например, в эпоху СССР подавлялось у ребёнка его собственное индивидуальное начало в пользу коллективного. В эпоху постсоветской России образцом служит идеал человека-потребителя (по словам бывшего министра образования Фурсенко).
Однако существует и другая стратегия, которую пытаются воплотить сегодня. Это развитие творческой личности, человека-творца, ориентированного на реализацию своих задатков, талантов, но на благо всего общества. Именно этому и посвящен фильм «Расписание на послезавтра».
В этой киноленте перед нами предстает экспериментальная специализированная школа будущего. Там, где личность не подавляется, а даётся полная свобода для творчества. Здесь нет традиционных учителей. Во главе с директором с детьми работают не профессиональные педагоги, а научные сотрудники института. Классы – это настоящие научные лаборатории. Любой учащийся может сформулировать любую научную гипотезу от вечного двигателя до металлического водорода, проверить её экспериментально, обосновать и защитить перед всем классом. Или, наоборот, опровергнуть уже существующую теорию. К учащимся отношение как к научным работникам! Конечно, здесь собраны не простые дети, а одаренные. Ведь это физико-математическая школа им. Л.Д. Ландау.
«Педагогика – это вечный поиск, – говорит её директор Андрей Андреевич. – И система передачи готовеньких знаний изжила себя. Я в этом убеждён.»
Чем же он хочет заменить эту традиционную систему, которая существует, уже лет 200-300?
«Исследовательский метод. Постановка проблемы. Умение сформулировать гипотезу. Отстаивание её истины. И, наконец, защита своего решения перед коллективом всего класса.»
Как знакомо звучат эти слова. Это именно то чему стараются научить нас наши учителя практически на каждом уроке!
И этот метод сами ученики физико-математической школы используют по полной. Даже лабораторию умудряются взорвать. Но их никто не ругает и не выгоняют из школы?! Главное для их наставников, чтобы ученики смогли обосновать свои действия.
- Овечкин, ну неужели тебе неизвестно, что французская академия с 1775 года не рассматривает эту галиматью, связанную с изобретением вечного двигателя?
- А в 1965 году Ландау сказал, что не так страшна ошибка, как опасны последующие заблуждения. Вот я и думаю, что с 1775 года французская академия пребывает в опасном заблуждении.
- Ну тогда рисуй...
Но неожиданно в школе появляется новый учитель литературы Антонина Сергеевна. Из обычной школы. Но очень вовремя. Здесь главенствует мнение, поддерживаемое директором, что технарям «изящная словесность» не нужна. Вечный спор физиков и лириков …
Но воплощая с ходу основную концепцию школы (использование исследовательского метода, уважение к личности ученика, общение на равных), Антонина Сергеевна на примерах показывает, в чем важность и нужность литературы именно для личности ученого. И похоже, убеждает не только учащихся, но и директора. И он начинает проникаться к ней уважением. Вот фрагмент из её урока литературы. Антонина Сергеевна читает стихи:
Я теперь скупее стал в желаньях,
Жизнь моя! иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне.
- А розовый конь на самом деле существует?
- А Вы как думаете?
- Фантазии всё это. Изящная литература.
- Да, но почему таким тоном? По-моему, фантазия – это не привилегия искусства. В науке тоже существует фантазия.
- Фантазия в науке – это совсем другое. Это ... это...
- Я вижу, это довольно сложный вопрос. Может быть, вы подумаете о нём дома? И напишите мне ваши мысли.
- Опять сочинение?
- Можете назвать это не сочинением, а размышлением. Размышление по поводу фантазии в науке. Я буду считать это знакомством с вами.
А как же обучают многие учителя в традиционной школе? Любое мнение учащегося, отличное от их мнения, воспринимается в штыки. Антонина Сергеевна же с уважением относится к тому, что один из мальчиков 8-го класса пишет стихи. Но высказывает своё мнение.
«Я рада, что Вы пишете стихи. Но они мне не понравились как стихи. Довольно слабые. Мысль, которую Вы там хотели выразить, гораздо интереснее формы. Поэзия – это не зарифмованные мысли. Это особое состояние души.»
И продолжает:
«Вас не должно пугать, что стихи Ваши слабые. Вы не профессионал. Ещё Гете просил «к назойливости юных дилетантов» относиться снисходительно. Он считал, что именно из них в зрелом возрасте получаются настоящие почитатели искусства и его мастеров. Так вот я надеюсь на это. Я именно для этого к вам пришла. Чтобы научить вас понимать большую литературу, любить, знать её. Чтобы вы поняли, что написать великие стихи – это никак не менее значительно, чем сделать великое открытие в науке.»
И даже директору школы она объясняет, что любая школа должна воспитывать гармоничных личностей.
Антонина Сергеевна, скорее всего интуитивно, в силу небольшого педагогического опыта, выбирает диалектический метод решения спора физиков и лириков. Она старается не противопоставить точки зрения, не столкнуть лбами поэтов и учёных, а соединить, найти то общее, что их объединяет.
- Антонина Сергеевна, Вы прочитайте теорию двухкомпонентного нейтрино Ландау. Вот где совершенство композиции и драма идей. Разве можно сравнивать Эйнштейна с Толстым или Ландау с Достоевским? Нам, физикам, писатели ничего не дают.
- Ну это вам, может быть, ничего не дают. А Эйнштейн говорил: «Достоевский даёт мне гораздо больше, чем любой учёный. Он вызывает во мне этический порыв такой непреодолимой силы, какой возникает только от истинного произведения искусства.» Кстати, он любил и Толстого, и Сервантеса, и Моцарта. Вы сделаете мне к следующему понедельнику сравнительный анализ «Белых ночей» Достоевского и теории двухкомпонентного нейтрино Ландау.
Вечный спор физиков и лириков заканчивается в этой школе примирением и успешным сотрудничеством. Возможно, именно это и нужно для развития гармоничной личности, а также для составления нового школьного «расписания на послезавтра», для нас сегодняшних. А, может быть, уже и на завтра.